В Средней Азии — солнце, тепло, плодороднейшие лёссовые почвы. Там вода может дать гораздо больше, чем она дает на холодном и пасмурном севере. Так почему бы не повернуть руль и не заставить сибирские реки давать воду не только северу, но и юго-востоку?

Воды Енисея можно по притокам и искусственным каналам перебросить в Обь. А из Оби направить могучий поток — опять-таки по естественным и искусственным руслам — в сторону Аральского и Каспийского морей.

Но на пути серьезная преграда — высоты Тургайского водораздела. В древние времена здесь поднялась земля и заставила Обь и Иртыш изменить течение — направиться на север, вместо того чтобы течь в Арало-Каспийское море. Чтобы исправить природу, надо отпереть ворота — прокопать Тургайский водораздел. И тогда вода самотеком пойдет на юго-восток, к Аральскому морю А оттуда ее можно повести по Узбою — по старому высохшему руслу Аму-Дарьи — в Каспийское море.

Такова была смелая мысль, высказанная Демченко. Он считал, что сибирская вода, подняв уровень Аральского и Каспийского морей, увеличит площадь этих морей, заставит их шире разлиться. Огромное водное зеркало будет испарять воду и увлажнять воздух. Климат Арало-Каспийской низменности станет более влажным. Чаще будут идти дожди — полноводнее станут реки, бегущие с гор. Больше воды будет для орошения.

Демченко написал книгу Она была напечатана н прочтена теми, кто интересовался вопросами улучшения климата. Но дальше дело не пошло и не могло пойти.

Где уж тут было думать об исправлении природы на пространстве в миллионы квадратных километров, когда даже небольшой клочок Голодной степи царские чиновники не оживили, а заболотили при попытке «преобразовать» природу пустыни!

О книге Демченко вспомнили в советские времена.

Проблемой перераспределения сибирских вод занялись ученые и инженеры.

Помню, я встретился как-то с автором одного большого и смелого проекта.

Вся его комната была увешана и завалена картами. Это были обыкновенные школьные карты, которые приносят в класс на уроках географии.

Но как удивились бы школьники, увидев среди коричневых гор и зеленых низменностей новые моря, озера, реки, города, леса, электростанции, о которых ни слова не сказано ни в одном учебнике. И самым странным показалось бы им то, что ни одна карта здесь не походила на другую, хотя это были карты-близнецы. На каждой из них новые, проектируемые каналы, плотины, электростанции были расположены не так, как на остальных.

Карты висели на стенах, лежали, как одеяла, на кровати и диване, стояли, свернутые в трубку, по углам.

И тут же на столах были кипы рукописей, чертежей.

Я слушал автора проекта, и его увлечение передавалось мне. Чувствовалось, что этот человек годами вынашивал свои замыслы. Пусть в его схемах было еще много недоработанного, пусть это были еще мечты инженера, а не точные проекты, но именно такие мечты толкают вперед творческую мысль преобразователей природы.

Проекты не ведут мирного образа жизни. Они спорят и воюют друг с другом, пока не побеждает сильнейший.

Так происходило и с теми проектами, или, правильнее сказать, схемами, о которых я пишу.

Они подвергались подробному разбору и критике на совещаниях.

Я не стану здесь вдаваться в подробности всех предложенных вариантов и спора между ними. Ведь я пишу не для специалистов. Мне хотелось бы только на этом примере показать кипение творческой мысли, которое идет у нас в научных институтах, везде, где люди думают о плановом преобразовании природы.

Недавно я побывал в Академии наук — в Совете по изучению производительных сил.

Один из научных сотрудников Арало-Каспийской экспедиции — старый среднеазиат — рассказал мне о проекте преобразования пустыни, разработанном в Академии наук.