Люди песков во всем зависели от природы. А природа в пустыне изменчива.

Бывает, осенью солнце палит вовсю, так что песок обжигает ноги. И вдруг налетит холодный ветер, вздымая песок, заставляя дымиться вершины бугров и барханов.

Небо, которое неделями оставалось безоблачным, закрывают тяжелые тучи. И жаркое лето внезапно сменяется зимой. Снежный буран идет по пустыне, застилая белым покровом и песок и траву. А наутро опять ярко светит солнце и снег быстро тает под его горячими лучами.

Но случается, что снег выпадает такой глубокий, что овцы не могут достать из-под него траву. Или после оттепели ударит мороз и покроет землю льдом.

Тогда начинается бескормица. А бескормица для скота — это голод и для людей.

В записках знаменитого русского путешественника Н. М. Пржевальского есть страницы, рассказывающие о том, какое страшное бедствие для кочевников бескормица и падеж скота:

«Мы шли по средней Урунгу, как раз теми самыми местами, где зимовали киргизы. До самого поворота Гученской дороги, вправо от Урунгу, то есть всего верст на полтораста, зимовые кочевья киргизов встречались чуть ли не на каждом шагу.

На всем этом пространстве не было ни одной квадратной сажени уцелевшей травы. Тростник и молодой тальник были тоже съедены дочиста. Мало того, киргизы обрубили сучья всех решительно тополей, растущих рощами на берегу Урунгу. Множество этих самых деревьев было повалено. Кора их шла на корм баранам, а нарубленными со стволов щепками кормились коровы и лошади.

От подобной пищи скот издыхал во множестве, в особенности бараны, которые возле стойбищ валялись целыми десятками. Даже многочисленные волки не могли поедать такого количества дохлятины; она гнила и наполняла заразою окрестный воздух. Притом помет тысячных стад чуть ли не сплошной массой лежал по всей долине Урунгу.

Грустный вид представляла эта местность, довольно унылая и сама по себе. Словно пронеслась здесь туча саранчи, даже нечто худшее, чем саранча. Та съедала бы траву и листья, на Урунгу же не были пощажены даже деревья. Их обезображенные стволы торчали по берегу реки, словно вкопанные столбы. Внизу же везде валялись груды обглоданных сучьев. Местность обезображена была на многие годы».