И вот приходит семнадцатый год и вместе с ним тот строй, без которого Мичурин так и остался бы, как он говорил, «незаметным отшельником экспериментального садоводства в царской России».

Он родился слишком рано. Но время догнало его. И старик снова чувствует себя молодым. Он становится наконец тем, чем он должен был стать, — не «отшельником», не «одиночкой-опытником», а преобразователем природы в огромном масштабе.

Рухнули все преграды. Для осуществления самых смелых мичуринских замыслов создаются великолепные лаборатории, институты, опытные станции. Возникает Мичуринский сад — совхоз на площади в тысячи гектаров. Этот сад, огромный, как лес, где на километры тянутся мичуринские кандили, шафраны, бессемянки...

В стране строится социализм, в стране идет гигантская работа преобразования природы. И ручей мичуринского труда, став полноводной рекой, вливается в океан всенародного творчества.

Мичуринское движение ширится, вовлекая все новые районы и области, все новые массы людей — ученых, агрономов, колхозников — в дело преобразования живой природы. Юг продвигается на север, как об этом мечтал двадцатилетний Мичурин. Мичуринские сорта — ренет-бергамотный, кандиль-китайка, бельфлер-китайка, бере-зимняя, бессемянка Мичурина, вишня плодородная и многие другие — введены в стандарт в десятках областей страны.

Сбывается мечта, казавшаяся несбыточной. Ее осуществление требовало огромного размаха. Для этого Мичурину нужна была не маленькая лаборатория, а вся страна — от Полярного круга до субтропиков, нужны были миллионы участников, поколения исследователей, не годы, а десятилетия и века. Недаром он писал о своем учении, что это «основа, которую мы завещаем естествоиспытателям грядущих веков и тысячелетии».

Гигантский масштаб пространства и времени! Только социализм мог дать мичуринскому делу такой масштаб.

В дни своего юбилея Мичурин пишет: «Коммунистическая партия и рабочий класс дали мне все необходимое — все, чего может желать экспериментатор для своей работы».

Оглядываясь на пройденный путь, на себя самого, он говорит в статье «Мечта моей жизни»:

«Мне кажется, что теперь я на восьмидесятом году своего жизненного пути вдруг встретил приятного, но незнакомого мне ранее человека. Все так чудесно изменилось! Что может быть более удивительного, когда шестидесятилетие моих работ и скромные мои достижения отмечаются как праздник советского садоводства».

Мичурин был слишком скромен. Его юбилей был праздником не только советского садоводства, но и всей советской науки.

Всенародное признание, могучая помощь всей страны, многие тысячи колхозников-мичуринцев, целая плеяда последователей-ученых во главе с академиком Лысенко, — все это было залогом того, что начатый труд будет продолжаться со все возрастающим размахом...

Последние годы Мичурина были похожи на заключительную главу волшебной сказки о том, как сбылись несбыточные мечты. Но какой сказочник мог бы придумать такую заключительную главу и такого мастера-великана, каким был Мичурин?