Вот большое, продолговатое яблоко с нежным розовым загаром на стороне, которая была обращена к солнцу.

Где оно выросло? В Крыму? Нет, его родина Мичуринск. Но его предки с отцовской стороны действительно родом из Крыма.

Мичурин давно уже присматривался к крымскому яблоку кандиль-синап. Оно и вкусно и красиво. Но кандиль-синап — неженка, он боится северных морозов. А Мичурину хотелось дать такое же вкусное и красивое яблоко своим землякам — людям, живущим в краю снегов и морозов.

Мысль о том, чтобы вырастить на севере крымскую яблоню, не давала ему покоя. Он рассуждал так.

Взрослая яблоня, избалованная теплом, не может привыкнуть к холоду. А что, если попробовать приучить ее к снегам и метелям, пока она маленькая — с первого же года жизни?

Для этого надо взять не ветки с взрослого дерева, а сеянец, выросший из семечка.

Так Мичурин и сделал: взял несколько семечек из яблока кандиль-синапа и посеял их у себя в саду, под открытым небом, и в комнате, в цветочных горшках.

Из семян выросли маленькие деревца. Мичурин радовался, глядя, как они быстро тянутся вверх.

Но недолго пришлось ему радоваться. Настала зима и погубила те деревца, которые росли под открытым небом. Уцелели только такие, которые росли в горшке. Им-то хорошо было в комнатном тепле.

Неудача не обескуражила Мичурина. Он стал раздумывать о том, что же делать дальше.

Дети кандиль-синапа оказались такими же изнеженными, как и сам кандиль-синап. Вот если бы у них мать была северянка, может быть, и они были бы повыносливее.

Взять для этого лесную дикую яблоню? Но она передала бы потомству не только свою выносливость, но и свои свойства дикарки. При скрещивании она испортила бы вид и вкус плодов.

Гораздо больше подходила для этой цели неприхотливая, но облагороженная человеческим трудом яблоня китайка.

Выбор был сделан.

Весной, когда все яблони покрылись цветами, зацвела в первый раз и скромная яблоня китайка в саду.

Мичурин взял пыльцу с цветов кандиль-синапа и перенес ее на цветы китайской яблони.

Китайка дала плоды, как и полагается, — китайские яблочки. Из семян этих яблочек выросли деревца — дети кандиль-синапа и китайки.

Мичурин с волнением ждал зимы: что-то будет с деревцами? Если они будут похожи на мать-китайку, они выдержат мороз. А если они пойдут в южанина-отца, они замерзнут.

В первую зиму деревца уцелели. Но когда пришла вторая, а за ней третья зима, Мичурин стал замечать, что деревца плохо переносят холод. Да и по виду они все больше делались похожи на кандиль-синап. Это чрезмерное сходство начинало пугать Мичурина: можно было опасаться, что дети окажутся такими же неженками, как отец.

Всякий другой на месте Мичурина решил бы, что тут ничего не поделаешь: против наследственности, как против судьбы, не пойдешь.

Таков был общий взгляд на наследственность.

Но Мичурин не ходил по проторенным дорожкам. Он уже тогда, в начале девяностых годов прошлого века, был твердо уверен, что человек может изменять порядок, существующий в природе, и вводить новый порядок, нужный человеку.

С его точки зрения было беспорядком то, что вкусные, сочные южные плоды не растут на севере, где они так нужны людям.

«Человек, — говорил Мичурин, — может и должен создавать формы растений лучше природы».

Долгие и упорные опыты привели Мичурина к мысли, что наследственностью хоть и трудно, но можно управлять. Молодой, еще не окрепший, не установившийся организм гибрида, у которого наследственность расшатана скрещиванием, поддается переделке. Надо только умело за него взяться: одни признаки подавить воспитанием, другие развить или создать.

Если наследственность — сила, то ей нужно противопоставить другую силу — воспитание.

И вот Мичурин вырезывает глазки-почки у одного из лучших сеянцев, полученных от скрещивания кандиль-синапа с китайкой, и прививает их в крону матери-китайки. Пусть она воспитывает сама свое детище. Когда из почек вырастут побеги, мать будет подкармливать гибрид своими соками и передаст ему устойчивость к морозам.

Так Мичурин решил повернуть новое растение с одной наследственной колеи на другую. И оно послушно пошло в своем развитии тем путем, который ему указал Мичурин.

Деревцо росло, и даже суровые зимы не могли его погубить. Через несколько лет оно настолько окрепло, что его уже можно было оставить без материнской опеки. Мичурин понемногу стал удалять из кроны ветви китайки. Китайка сделала то, что ей было поручено, научила свое детище не бояться мороза.

Прошло десять лет с начала опыта (в мичуринских опытах время исчислялось десятилетиями). Деревцо дало наконец первые, долгожданные плоды. Но что это были за плоды! Они были такие невзрачные и мелкие, что, казалось, новый сорт никуда не годится. Они пролежали только до декабря и стали сохнуть, морщиться. А семена не дали всходов.

Всякий другой на месте Мичурина выкопал и выкинул бы негодное деревцо. Всякий другой решил бы, что против наследственности, против судьбы не пойдешь. Но для Мичурина не существовало «трагедии рока». Он знал, что переделка растений требует долгого, терпеливого труда.

Молодому деревцу надо было дать время сформироваться. Ведь и гадкий утенок в сказке не сразу превратился в прекрасного лебедя.

Мичурин уберег деревцо, заботился о нем, наблюдал за ним. Ежегодно делал снимки, записывал все особенности своего питомца. Так педагог следит за развитием ребенка и запоминает каждое его новое слово

И деревцо вознаградило Мичурина за терпение. Яблоки нового сорта становились все крупнее и вкуснее. На пятый год плодоношения они превзошли по величине крымские яблоки. А на восемнадцатый год яблоко кандиль-китайка уже весило чуть ли не вдвое больше, чем яблоко кандиль-синап.

У кандиль-китайки была только одна нянька и кормилица — ее собственная мать А вот у другой мичуринской яблони — бельфлер-китайки — было восемь нянек. Бельфлер-китайку тоже сначала питала и воспитывала ее мать — яблоня бельфлер А последней ее кормилицей была антоновка-полуторафунтовая И каждая из этих восьми кормилиц что-нибудь ей передавала со своими соками. Одна приучила ее не бояться холодов, другая наделила ее свойством давать яблоки покрупнее, а третьей мы должны быть благодарны за то, что эти яблоки долго лежат зимой и не портятся.

Впрочем, благодарить за все надо не нянек, а того, кто умело управлял их работой, прививал к молодому деревцу то одну веточку, то другую.

Но история кандиль-синапа еще не кончена.

Мичурину удалось перенести крымскую яблоню в Козлов, почти на тысячу километров севернее ее родины И он стал думать: а нельзя ли продвинуть ее еще дальше? Ведь есть такие холодные края у нас в стране, где яблони и совсем не могут расти, кроме разве дикой лесной. А ведь люди и там живут И там есть дети, которые просят мать: «Мама, дай яблочко!»

Так вот, как же перенести яблоко туда — на дикий север, в сибирскую тайгу?

Мичурин вспомнил, что есть в Сибири дикая ягодная яблоня Ее назвали так потому, что она дает яблочки маленькие, как ягоды.

Мичурин опылил ее пыльцой цветы кандиль-китайки. Появились яблоки, а в яблоках созрели семечки. Одно из семечек дало деревцо.

Этому деревцу крымский гость кандиль-синап приходился уже дедушкой, а кандиль-китайка — матерью.

Мичурин дал ему имя: таежное. Ведь он вырастил его для тайги.

Деревцо это было маленькое, как кустик, — по колено человеку. Цвело оно от самой земли. Но маленький рост деревца не огорчил, а обрадовал Мичурина: ведь маленькому растению легче спрятаться зимой от мороза под толстым одеятом из снега.

Когда пришло время давать плоды, таежная яблоня дала хоть и небольшие, но зато вкусные яблоки

Так, по воле Мичурина, крымская яблоня перебралась сначала в Козлов, а потом в Сибирь. По дороге она менялась: в Крыму она была высокая, ветвистая, а на севере стала маленькой. Но зато этой маленькой яблоньке удалось сделать то, что ей поручил Мичурин, — донести до Сибири полезные для здоровья плоды.