В первом томе сочинений Мичурина есть страница, которая озаглавлена: «Мечта моей жизни».

Мичурин рассказывает здесь, как он с юных лет мечтал о том, чтобы продвинуть поближе к Полярному кругу яблоню, грушу, вишню, чтобы перенести на север виноград, абрикос, персик, чтобы покорить человеку дикие растения, чтобы заставить плодовые деревья давать такие плоды, каких еще не бывало.

Мечтать можно по-разному. Есть маниловские мечты, которые исчезают при первой встрече с действительностью. Но Мичурин мечтал по-другому. Он всю жизнь, все свои силы отдал тому, что показалось бы всякому другому несбыточным делом.

Шутка ли — передвинуть юг на север! Насадить сады у Полярного круга! Создать такие плодовые деревья, каких еще никогда не было на земле!

Чтобы мечта стала действительностью, нужна была наука. А такой науки — о переделке природы — еще не было.

Садоводы занимались «кладоискательством»: сеяли семена и отбирали случайно попадавшиеся среди сеянцев деревца с лучшими плодами. Мичурин называл это «самым низкопробным делом».

«На таком способе далеко не уедешь, — говорил он. — Так долго ждать улучшения нельзя». И Мичурин пришел к мысли, которая стала правилом его жизни: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача».

Но как взять?

Уже существовало дарвиновское учение. Оно объясняло эволюцию, историю живого мира. Теперь надо было пойти дальше: направить эволюцию так, как это нужно человеку.

Мичурин смело взялся за руль.

Гигант! Это слово невольно приходит в голову, когда думаешь о Мичурине.

Только гиганту могла быть по плечу такая задача.

Ведь не надо забывать, в какие времена прошли первые сорок три года его работы и шестьдесят три года жизни!

Казалось, все было против него. Словно поставлен был опыт: выдержит человек или не выдержит, откажется от своей мечты или не откажется?

Мичурин сокрушал авторитеты, он называл неучами схоластов с учеными званиями и дипломами. А сам был человеком без диплома.

Ему не удалось попасть в университет, потому что он остался в юные годы без всякой поддержки, без средств и должен был пойти работать.

Он мог бы показать на сады и леса своей родины, на всю природу и сказать, как Горький: «Вот мои университеты!» Но для его дипломированных противников он всегда оставался дерзким «самоучкой».

Когда Мичурин начинал, у него не было земли. Это был садовод без сада. Он выращивал свои первые яблони и груши на задворках козловских предместий, на пустыре, на свалке, заросшей бурьяном.

И вот долгие годы он борется за каждый вершок земли для посадок. Он записывает в рабочую тетрадь: «Считая по четыре вершка на каждое растение, можно продержаться три года».

Для работы нужно время. А у него нет времени. Он вынужден служить на железной дороге — сначала конторщиком, а потом монтером.

Вместо деревьев своего сада он видит с утра до вечера паровозы, вагоны, пакгаузы. Ему бы сажать, прививать, ухаживать за своими зелеными любимцами. А он должен заниматься починкой станционных часов и телеграфных аппаратов.

И он борется за каждый час досуга, чтобы отдать его любимому делу.

Для работы нужны деньги — на покупку книг, инструментов, саженцев, семян, черенков. А у него не хватает денег даже на самое необходимое. Он заносит в дневник каждый истраченный грош, он питается тюрей — хлебом и луком, накрошенным в соленую воду. И выписывает дорогие сорта груш и яблок из Парижа — от Вильморена, из Меца, из Луизианы!

Далеко за полночь горит огонь в его окне. Он сидит, согнувшись за верстаком, копаясь в механизме часов. Он чинит будильники, ходики, пузатые серебряные луковицы. Эта работа дает ему добавочный заработок, который он опять-таки тратит не столько на себя, сколько на свои опыты.

Мичурин-часовщик помогает Мичурину-садоводу.

Когда надо переезжать за город, на новое место, он перетаскивает за семь верст на собственной спине свои деревца, свою «зеленую семью».

На подводу у него нет денег. Ведь эта зеленая семья — все эти яблони и груши, двухлетки и пятилетки — растет, требует ухода, забот, затрат.

У него не хватает здоровья, начинается кровохарканье, а работа в саду требует тяжелого труда. Но нехватку здоровья и сил восполняет с лихвой упорное, страстное стремление к цели.

А упорства ему не занимать стать.

Вот он сидит за географической картой и вычерчивает на ней границу, дальше которой не идет к северу персик. Балта — Бердянск — Ставрополь... До Тамбова с лишком шестьсот верст!

Мичурин прикидывает: если взять самые выносливые сорта, черту можно подвинуть к северу верст на двести.

Карандаш снова идет по карте — через Киев, Полтаву и Астрахань.

Но и тогда до Тамбова останется еще целых четыреста верст!

И Мичурин записывает в дневник:

«Этого слишком достаточно, чтобы убить всякую надежду на возможность культуры персика в нашей местности. Но, во-первых, чего нет, того и хочется. А во-вторых, чего не достигал упорный, настойчивый труд и терпение человека? Нужно искать способы и пути...»

Задача огромна. А Мичурин одинок. В течение долгих лет его единственные ломощники — жена, дочь, сестра жены. Это первые мичуринцы.

Ему не от кого больше ждать помощи. У себя в питомнике Мичурин живет отшельником, Робинзоном на необитаемом острове.

Всем окружающим работы его кажутся ненужными «затеями», «чепухой». «Вот чудак! Персики думает завести в Тамбове! А у самого лишнего куска хлеба нет!»

Через много лет, оглядываясь на это время, Мичурин вспоминает: «Чиновники из департамента кричали на меня: «Не сметь!» Казенные ученые объявляли мои гибриды «незаконнорожденными». Попы грозили: «Не кощунствуй!»

Он создает основы новой биологии и хочет, опираясь на эту науку, «преобразовать российское садоводство», а Россия и не слыхала еще о Мичурине.

Но он не молчит. Русские садоводы должны знать о новых путях, которые он прокладывает! Он посылает статьи в журналы. Он раздает проводникам, кондукторам, разносчикам яблок тысячи экземпляров каталогов и прейскурантов своего питомника.

Эти каталоги и прейскуранты скорее следовало бы назвать воззваниями и манифестами.

Он призывает к борьбе с климатом, с морозами, с засухой. Он утверждает: «Добрая половина вины падает на человека». Он убеждает: «Надо бороться тем энергичнее, чем больше неудачи».

Его не слышат или не хотят слышать. Он родился слишком рано, этот преобразователь природы.

Все против него — и люди и стихии.

Морозы губят его первую коллекцию южных плодовых деревьев. Иноземцы с пышными титулами и званиями — «мадам Ламбр», «маршал Вальян», «президент Мас», «ренет орлеанский» — не выдерживают русской зимы. Из шестисот видов и сортов, собранных на клочке земли, как в музее, остаются в живых только русские антоновки, анисовки, тонковетки.

Но Мичурин не обижается на русский «морозец», как он его ласково называет. Он знает, что морозец — это строгий ревизор, который проверяет его работу. И он заново создает свой сад так, чтобы мороз не браковал больше мичуринских яблонь и груш.

Во время весеннего разлива в 1915 году река выходит из берегов и заливает его питомник. Потом снова наступают холода, река покрывается льдом и хоронит под обломками льда ценные, годами выращенные растения.

Мичурин и тут не падает духом. Он продолжает свой труд, свою неустанную борьбу.

Жизнь коротка, а каждый опыт требует десятилетий. Но Мичурин работает так, как будто ему предстоит прожить сотни лет. Он верит в будущее своей науки, в будущее своей родины.

Американцы предлагают ему огромные деньги за его коллекцию, предлагают полностью перенести за океан всю его усадьбу вместе с деревьями и с ним самим.

Но Мичурин гордо и презрительно отклоняет это предложение. Ему стать «американским наемником»? Не для того он всю жизнь посвятил преобразованию российского садоводства, обновлению родной земли! Пусть для этого обновления еще не настало время.

Мичурин умеет быть терпеливым. Он ни на один день не прекращает борьбы с консерватизмом природы, с консерватизмом в науке и в окружающем его обществе. В этой борьбе он создает не только свои яблони, груши, вишни, но и новую науку. Он творит самого себя, выковывает характер, упорный, терпеливый, бесстрашный, независимый.