В XVIII веке засуха приходила в нашу страну тридцать четыре раза, в XIX веке — сорок раз. В начале XX века неурожайные годы шли один за другим: 1905, 1906, 1907, 1908, 1911, 1912...

Министерство внутренних дел писало в 1908 году в одном из своих отчетов:

«Угроза голодной смерти является ежегодно весьма возможной участью значительного числа земледельцев России».

Во время голода крестьяне распродавали все, что у них было, лишь бы пережить страшную зиму, дотянуть до весны.

По деревням ездили скупщики. Пользуясь голодом, они скупали по дешевке все, что можно было. Вылезали из сундуков бабушкины шугаи и кички. Женщины продавали свои волосы. За лучшую косу платили по два рубля.

Когда все было продано (а долго ли бедняку продать свои пожитки!), что оставалось делать?

Просить? Но у кого? В каждой деревне было несколько крестьян побогаче; у этих были запасы хлеба. Еще больше хлеба было в помещичьих усадьбах.

В 1891 году, когда голод охватил чуть ли не всю страну, одна из газет писала:

«Голодные люди с утра до вечера бродят из дома в дом, выпрашивая милостыню, и возвращаются к своим семействам с пустыми руками. Милостыни уже никто не подает».

Хорошо еще, если давали в долг. Условие: за каждый пуд хлеба — три или четыре пуда из будущего урожая.

Это значило, что крестьянской семье, которая дожила до весны, надо было почти весь новый урожай отдавать за долги. Хлеб проедали вперед. Где уж тут было думать о сытой жизни! Чтобы подольше хватило хлеба, его мешали с лебедой, золой, землей.

«Ели сорную траву — лебеду вместо хлеба, — пишет газета того времени, — но и лебеда уже подходит к концу, а впереди — почти год. Ни картофеля, ни капусты, ни огурцов. Скотину кормить нечем, топить печи тоже нечем, нет ни мякины, ни соломы».

«Заваривают кипятком пуд лебеды — получается что-то вроде грязи, с тяжелым запахом. Потом всыпают туда немного муки и пекут хлеб. Собаки и кошки его не едят, а куры от него дохнут. Если наесться натощак, вырвет».

Но вот и лебеда вся съедена. Дома оставаться — верная смерть. Все дороги запружены беглецами. В городах ночлежные дома переполнены: где всегда ночевало двести человек — ночует тысяча. Каждая ночлежка — не только ночлежка, но и заразный барак и мертвецкая.

Полиция гонит беглецов обратно в деревню. Приказано очистить города, «спустить в деревню пришлое население». Но ничего не поделать с этим человеческим морем, которое выступило из берегов.

В стране разгром, точно после нашествия неприятеля.

Засуха не всех разоряла, иным она приносила богатство.

Торговцев, скупщиков и богатых крестьян голод кормил и обогащал. Они продавали хлеб втридорога. Скупали у голодающих за гроши их последние пожитки, их лошадей и коров. Давали в долг пуд, а получали три.

Подрядчикам и заводчикам голод тоже был кормильцем: ведь рабочие руки тогда стоили дешево.

На голоде наживались тысячи людей. И не только на голоде, но даже и на помощи голодающим.