Полководцев принято изображать за картой. Стоя у карты или склонившись над ней, полководец обозревает местность, которая завтра станет полем битвы.

Но местность — это не только место действия.

Местность сама действует. Она по-разному ведет себя в разную погоду, в разное время года.

Местность то и дело надевает на себя маску, которая скрывает ее подлинные черты. Эта маска бывает то зеленая, то желтая, то белая.

Зимой дно оврага прячется под слоем снега высотой в человеческий рост. Ветер сдувает снег с поля в ложбины. У каждого бугра вырастают сугробы. Не поймешь, где снежный холм, где настоящий.

Весной и летом реки делаются то шире, то уже. Броды то появляются, то исчезают. Ручеек превращается в широкую водную преграду.

Болотная топь становится в мороз проезжей дорогой. А проезжая дорога в распутицу обращается в топь.

Карта меняется и смешивает все карты в игре.

Распутица может остановить наступление: снегопад может сделать так, что конница застрянет на месте, а пехота, став на лыжи, пойдет быстрее конницы.

Фигуры на доске меняют свое значение: конь становится пешкой, а пешка — конем.

Местность преображается после каждого ливня и каждой метели. А на карте этого не видно.

И тот полководец, который считается только с картой и не считается с погодой, рискует проиграть сражение.

Все знают, что Наполеон в 1812 году сваливал свои неудачи на погоду, на русскую зиму, которая была тогда совсем не такой суровой.

А был случай, когда погода действительно была неблагоприятной для Наполеона, но он с ней не посчитался.

Это было в 1815 году. Ночь на 18 июня Наполеон провел за картой. Он тщательно изучал окрестности маленького городка Ватерлоо. Здесь наутро предстояло решительное сражение.

За окном грохотал гром. Струи ливня стучали по крыше. Погода громким голосом напоминала о своем существовании, но Наполеон не удостаивал ее внимания. Он изучал по карте поле сражения, не думая о том, что через несколько часов местность может стать неузнаваемой.

Утром артиллерийские офицеры доложили Наполеону, что все окрестные поля и дороги обратились в море грязи и что по таким дорогам артиллерии будет трудно маневрировать.

Но Наполеон не отказался от своих планов и диспозиций. По его приказанию войска пошли в атаку. Солдаты скользили и падали, пробираясь по размокшей глине. Пушки вязли в грязи, так что их то и дело приходилось вытаскивать за колеса. Люди выбились из сил еще до того, как встретились с врагом.

По диспозиции, которую составил Наполеон, к месту боя должен был в решительную минуту подоспеть с резервами маршал Груши. Но не так-то просто пройти по непроходимой дороге. Груши опоздал, несмотря на все свои усилия поспеть вовремя.

Наполеон потерпел поражение.

Если спросить историков, отчего это случилось, они скажут, что тут было много причин.

Одной из этих причин было пренебрежение к погоде. Наполеон слишком доверился застывшей топографической карте и не принял в расчет, что местность живет и меняется.

Как же сделать, чтобы карта была не мертвой и неподвижной схемой, а живым изображением местности?

В наше время такая живая карта еще нужнее, чем во времена Наполеона.

Ведь на доске прибавились новые фигуры: кроме пехоты, конницы и артиллерии, теперь на поле боя и над полем боя действуют машины — самолеты, танки, тягачи, самоходные орудия. Каждая фигура ходит по-своему. И надо знать, как эти фигуры ходят.

Прежде люди на глазок определяли, где пройдет пеший, где конный. Тут помогал житейский опыт, накопленный в течение веков.

Каждый мальчишка в деревне знал, по какому болоту проберешься с кочки на кочку, а куда лучше не соваться.

Но когда появились машины, никто толком не мог сказать, где для них дорога и где нет дороги.

Происходили споры.

Один говорил: «Пройдет».

Другой так же уверенно заявлял: «Не пройдет!»

Такой спор мог продолжаться до бесконечности. Ведь доказательств не было ни у того, ни у другого.

Чтобы решить спор, посылали вперед машину на пробу. Если машина проваливалась, болото считали непроходимым. Но такая проверка стоила слишком дорого.

Было ясно, что тут одного житейского опыта мало. А где мало житейского опыта, там надо поставить опыт научный.

Ведь болото болоту рознь: есть болота моховые, есть травяные. На одном болоте воду сразу увидишь, а на другом она не видна, а только слышна — хлюпает под ногой при каждом шаге.

Одно и то же болото не всегда бывает одним и тем же. Болото, непроходимое летом, становится в зимнее время удобной дорогой. Промерзшее болото прочнее, чем лед на реке. Сверху промерзший слой скрепляют стебли и корни, а внизу он опирается на торф.

Надо было изучить проходимость для машины любой местности в любую погоду и в любое время года.

Наши метеорологи и гидрологи проделали эту большую работу.

Обычная географическая карта составляется на многие годы и доживает иной раз до глубокой старости.

Мне вспоминаются те заслуженные, старенькие карты, по которым я учился когда-то в школе. Их наворачивали на палку, чтобы они не рвались. И все-таки они разлезались от частого и долгого употребления. На карте полушарий Южная Америка была отделена от Северной прорехой на месте изгиба. А в Атлантическом океане красовалась в виде никому не известного острова небольшая, но отчетливо заметная заплата: там когда-то слишком усердный ученик прорвал карту указкой.

Гораздо короче век у военной карты проходимости дорог.

Это карта-прогноз. Ее составляют по прогнозу погоды не на несколько лет или десятилетий, а на несколько дней. Зато это не застывшая, не мертвая, а живая карта.

Достаточно на нее взглянуть, чтобы увидеть местность такой, какая она есть или будет завтра.

Есть теперь и такие карты, на которых показана не только проходимость дорог, но и многое другое: например, границы, до которых реки разливаются весной, броды, удобные для переправы.

Это — военно-гидрологические карты.

Так гидрология помогает войскам сражаться.

В гитлеровской армии это «гидрологическое обеспечение войск» было поставлено во время войны хуже, чем у нас.

В первую же зиму, когда гитлеровцы подходили к Москве, выяснилось, что они боятся снега, потому что не знают его. Они старались держаться дорог. А наши войска гнали их с дорог. И немецкие танки тысячами застревали в снегу.

Не знали немцы и болот. На их картах проходимости было указано, что болота недоступны для танков.

Зимой болота замерзали. Наши танки переходили через болота и неожиданно появлялись в тылу у немцев.

И немцы на собственном опыте убеждались в том, как необходимо хорошее знание карты на войне...

Стихия может быть и врагом и другом. Она враг того, кто ее не знает и боится. Она друг и союзник того, кто ее не боится и знает.

В 1920 году М. В. Фрунзе взял себе в союзники ветер. Войска Врангеля укрепились на Перекопском перешейке. Чтобы через перешеек проникнуть в Крым, нужно было преодолеть вал высотой в двадцать метров, ров глубиной в пятнадцать метров да еще несколько рядов бетонированных заграждений. И это под огнем пушек и пулеметов!

Перешеек был неприступен.

Оставалось перейти через море — через залив Сиваш.

И вот тут Фрунзе вспомнил о ветре. В тех местах бывает изредка, что северный или западный ветер сгоняет воду с залива, обнажая дно, покрытое соленой рапой.

Фрунзе заметил, что начинается сгон воды. Он решил этим воспользоваться, чтобы перейти через залив, как по суше.

Ночью под покровом тумана полки Фрунзе сошли с берега. Это было опасное дело: ведь надо было успеть перейти на другую сторону и закрепиться там, пока ветер не переменится.

Все произошло так, как предвидел Фрунзе. Красные войска неожиданно появились в тылу противника. И неприступный Перекоп был взят.

В дни Великой Отечественной войны нашими союзниками были заморозки и оттепели, весенняя распутица и весеннее половодье. И это возможно было только потому, что в наших штабах понимали значение наук — метеорологии и гидрологии.

Разведку погоды вели не только для того, чтобы заполнять белые пятна, освещать на карте «неосвещенную территорию». Разведка нужна была перед каждым вылетом воздушных отрядов. Надо было заранее знать, какая их ждет погода, не помешает ли она им лететь, не закроет ли облаками цель.

Часто бомбардировщикам приходилось лететь ночью или в плохую погоду. Дождь заливал окна кабины. Молнии слепили летчику глаза. Надо было и не глядя знать, что делается вокруг. И если летчик верил в прогноз, который ему давали метеорологи, он смело летел вслепую — сквозь туман, сквозь тучи, сквозь ночную тьму.

На войне не только метеоролог помогал летчику, но и летчик метеорологу.

Штурманы и борт-стрелки вели в пути наблюдения и записывали количество облаков, высоту и мощность облачного слоя, видимость, дождь, снег, обледенение. В то время как самолет пробивал облака, борт-стрелок передавал по радио: «Лечу в облаках. Сильная болтанка, обледенение...» А вернувшись, он делал доклад о погоде начальнику авиаметстанции, и привезенные им сведения немедленно наносились на синоптическую карту.

Эта карта облегчала другим самолетам их борьбу с вражеской армией и с враждебной стихией. И самолеты успешно делали свое дело, несмотря на циклоны и бури.

Однажды отряду авиации дальнего действия предстоял полет в тыл врага. На синоптической карте метеорологи отметили фронт, разделявший морской полярный воздух от континентального полярного. На фронте появилась волна. Она быстро превращалась в циклон.

Было установлено, что этот циклон будет смещаться к северо-западу, а над целью бомбометания останется отрог высокого давления.

По пути будет плохая погода, а над целью — хорошая.

Об этом было сообщено командованию и летчикам.

Прогноз в точности оправдался. И отряд выполнил боевое задание.

Даже когда прогноз плохой, синоптику приходится вылавливать часы хорошей погоды, чтобы дать их командованию.

Но что такое хорошая погода и что такое плохая?

Мы обыкновенно считаем, что плохая погода — это туман, дождь, низкие облака. Мы радуемся ясному небу, любуемся лунными ночами. Когда мы плывем по морю, мы боимся штормов и счастливы, если ветер не сильный.

Но во время войны появляется «спрос» не только на хорошую, но и на дурную погоду.

Десантным войскам нужен туман или шторм, чтобы можно было скрытно подойти к чужим берегам.

Разведчики радуются метели: она словно белый занавес прячет отряд, пробирающийся в тыл врага.

Прожектору мешает луна, а штурмовым бомбардировщикам — безоблачное небо. Прячась в облаке, легче подкрасться к цели.

Погода летная для штурмовика может быть нелетной для истребителя или бомбардировщика.

Крейсеру или линкору все равно, есть волны на море или оно гладкое, как зеркало.

А для подводников зеркальная гладь хуже бури. Им нужны волны, чтобы барашки пены скрывали пенистый след перископа.

Нелегко синоптику угодить на всех. Зато как он бывает горд, когда ему удается выловить погоду, которая ему «заказана» командованием!

В Ленинграде одно время был большой «спрос» на туман.

Это было, когда только что прорвали блокаду.

По железной дороге шли первые поезда. Дорога была под обстрелом. Поэтому железнодорожники старались отправлять поезда под прикрытием тумана, чтобы немцы не видели. Нужно было также, чтобы ветер дул не к немцам, а от немцев, чтобы враг не только ничего не видел, но и не слышал.

О том, какой будет ветер и когда будет туман, спрашивали метеорологов. А метеорологи сами были в трудном положении. Они были отрезаны от Центрального института прогнозов, от всей сети.

На станциях наблюдатели работали под огнем, в полуразрушенных зданиях, землянках.

В бюро прогнозов синоптики сидели в подвале при коптилках и с трудом разбирали в темноте значки на своих синоптических картах.

Впрочем, значков на картах было немного, карты были полупустые. К западу от Ленинграда было сплошное белое пятно. А ведь погода идет к нам с запада. Не хватало значков и на юге и на востоке: ведь в кольце блокады осталось только шесть станций.

И все-таки эти закопченные, полумертвые от голода и усталости люди ухитрялись давать прогнозы. Сидя в своем подземелье, они видели воздушные массы, несущие над землей облака и туманы.

Метеорологи предсказывали облака. И сразу же под прикрытием облаков вылетали штурмовые самолеты — громить вражеские укрепления.

Они предсказывали туманы. И железнодорожники отправляли поезда — за снарядами, за хлебом.

Они предупреждали о подъеме воды. И бойцы на переднем крае переходили в другие окопы, расположенные дальше от морского берега.

В истории можно найти немало примеров, когда вода бывала оружием в борьбе с врагом.

В 1914 году бельгийцы сделали своим оружием морскую воду. Саперы открыли затворы шлюзов, и морская вода хлынула в котловину навстречу немцам. Вода наступала, гоня назад немецкие войска, заливая их траншеи. И это дало бельгийцам возможность выиграть несколько дней для отпора.

Лед и снег не раз помогали нашим войскам в борьбе.

Ледяные и снежные валы останавливали вражеские танки. Ледяные ловушки — замаскированные полыньи — разверзались у врага под ногами. Ледяные дороги соединяли наши войска с тылом.

Нет человека у нас в стране, который не слышал бы о «дороге жизни» — о ладожской ледовой трассе.

В течение многих месяцев она была единственной ниткой, соединявшей осажденный Ленинград с «Большой землей». Впрочем, тут была не одна, а две «нитки»: по одной двигались машины с грузами для Ленинграда, по другой — на расстоянии в сотню метров — шли в другую сторону машины, увозившие на «Большую землю» людей и продукцию ленинградских заводов.

Немало нужно было храбрости, героизма, чтобы водить машины по льду.

Но, говоря о героизме, мы часто забываем об умении. Сколько нужно было проявить умения, чтобы оборудовать дорогу так, как надо, чтобы оберегать ее от заносов, от трещин, от вражеского огня!

Тут много поработали и дорожники, и зенитчики, и регулировщики, и подводники, и связисты.

Не последнее место занимали среди людей ладожской трассы и знатоки льда — гидрологи.

День и ночь наблюдатели следили за льдом вдоль всего пути. Как только появлялась где-нибудь трещина или выходила на лед вода, они немедленно сообщали об этом командованию.

Без гидрологов нельзя было бы создать трассу. Их спрашивали: какие машины выдержит лед, с каким грузом? От гидрологов требовали, чтобы они сказали: провалится ли зенитная батарея, если ее поставить на лед, или не провалится?

Без гидрологов нельзя было бы наблюдать за трассой и предвидеть поведение льда.

Ладожское озеро капризно. Оно и замерзает и вскрывается, не соблюдая порядка, не считаясь с календарем.

Гидрологи должны были давать сигнал, когда начинать, когда прекращать движение. Тут каждый лишний день много значил. Ведь это была «дорога жизни»! Лишний день — это лишние тысячи тонн муки для голодающих, лишние тысячи снарядов для фронта.

И гидрологи старались давать прогноз как можно точнее.

Так знание природы помогло в борьбе с врагом!

Но природа сама по себе нейтральна: она не за нас и не против нас. Она за того, кто умеет ее себе подчинить

Чтобы уметь вовремя разгадать замыслы противника, надо следить не только за вражескими войсками, но и за поведением стихий.

В мирное время гидрологи предупреждают о катастрофических паводках, вызванных ливнем или половодьем.

А во время войны они должны оберегать войска на фронте от наводнений, вызванных врагом.

Под Ленинградом был такой случай.

С водомерного поста, расположенного на одной из речек, дали знать, что уровень воды быстро падает. Речка эта текла к нам, пересекая фронт, с территории, занятой противником.

Гидрологи заподозрили неладное. По их совету в верховья реки был послан на разведку самолет.

Разведчики вернулись и сообщили, что на речке строится плотина.

Было ясно, что противник хочет накопить воду, чтобы затопить наши войска, собранные в низине для прорыва.

Хитрость противника была разгадана. А кто разгадал военную хитрость, тот уже может ее не бояться: ему надо только успеть вовремя принять свои меры.

В «Илиаде» боги помогают героям на полях сражений.

В минуту опасности Арей или Афина сходят на землю и, окутав своего любимца тучей, спасают его от гибели.

Пушкин писал (в стихах «Из Горация»):

Но Эрмий сам незапной тучей Меня покрыл и вдаль умчал, И спас от смерти неминучей.

Сейчас такого рода маскировкой занимаются не боги, а люди — химики, метеорологи, гидрологи.

Если предстоит переправа через широкую реку, гидрологи определяют скорость течения, а метеорологи устанавливают, какая будет погода и когда ветер будет дуть в сторону противника.

Ветру дается задание: нести дымовую завесу.

По сигналу «Дым!» — в воду бросают дымовые гранаты, на воду спускают плоты с горящими дымовыми шашками. Гранаты и шашки плывут по течению и застилают реку облаками дыма. Ветер подхватывает дым и несет его на окопы противника.

Противник открывает огонь по дыму из пушек, минометов, пулеметов, но порох тратится даром — это ложная дымовая завеса, за ней никого нет.

А тем временем в другом месте — тоже под прикрытием дымовой завесы — идет настоящая переправа.