...Качало меньше. По-прежнему дул норд, не такой порывистый, как день назад, но достаточный, чтобы заставить верхушки волн оборачиваться белопенными гребнями. По радио мы узнали, что еще вчера вечером некоторые капитаны осмелились выметать по нескольку десятков сетей и кое-что взяли. Каждому хотелось знать, что именно. Невозмутимый, как всегда, Соловьев, спокойно сверху вниз оглядывал нас и своим окающим волжским говорком неторопливо отвечал: в среднем по сто килограммов на одну сетку. Неплохие уловы. Во всяком случае, подтверждающие наши выводы о том, что мы наблюдали вполне промысловую концентрацию сельди.

На рыбопромысловых картах нанесена сетка, расчленяющая океан на квадратики – районы. Каждому квадрату присвоен порядковый номер. Нашел, допустим, рыболовный траулер дающее хороший улов скопление рыбы и сразу радирует руководству сельдяной флотилии: «В северо-западной части квадрата номер 1825 имею уловы 300 килограммов на сеть». В это место немедля направляют суда, разгрузившиеся у баз, или те, у которых плохо с выполнением плана.

В квадрате, где мы работали, в эту ночь промышляло всего несколько траулеров. Над нашими головами они протянули километры дрифтерных порядков, составленных из отдельных тридцатиметровых сеток. А если бы «Северянка» случайно попала в такую сетку? Что бы тогда было? Исход мог быть различным. На полном ходу массивная подводная лодка без ущерба для себя прошла бы сеть насквозь, как утюг сквозь папиросную бумагу. Но этим самым мы лишили бы экипаж траулера, наших товарищей, их единственного орудия производства. Плачевнее было бы, если бы лодка, идущая тихим ходом, встретила сети на курсе, близком к касательному. Тогда она могла бы намотать их на винт и оказаться в ловушке. К счастью, благодаря осторожности командира и бдительности ходовой вахты ни один из вариантов встречи с сетями «Северянка» не испытала.

...По коридору второго отсека протянулись розовые ленты эхолотной бумаги. Их километры. Два эхолота работают денно и нощно, через самопишущий аппарат каждого за один час проходит полтора метра ленты. Чтобы потом не запутаться, стараемся обрабатывать эти ленты не позже следующего дня. Это очень важная и ответственная работа. Научившись правильно читать показания эхолотов, мы сумеем тогда по одним лишь данным гидроакустических приборов прогнозировать запасы рыбы в данном районе.

Снова ночь, и опять глубина 80 метров, которая чем-то полюбилась сельди. Идет обычная работа: четко постукивают эхолоты, зеленоватым светом вспыхивает экран термосолемера, к иллюминаторам прильнули фигуры гидронавтов в канадках. На исходе ночи, уступив свое место у эхолота Фомину, я задремал. Вдруг меня разбудил толчок в спину: «Вас просит к себе гидроакустик». Спешу в центральный. Васильев молча передает мне наушники шумопеленгатора. Отчетливо слышу громкие звуки, напоминающие не то крысиный писк, не то посвистывание. Запрашиваем первый отсек, что они видят. В иллюминаторах и на эхолоте одно и то же – сельдь. Внезапно писк прекратился. Одновременно сельдь исчезла из поля зрения наблюдателей и эхолотов.

Но вот снова эти звуки, и снова сельдь видна в желтом зареве прожекторов. По звукам чувствуется, что это не одна и не две рыбы. Их много, они окружают своим пением лодку со всех сторон. Включаю гидролокатор – да, сельдь по всему горизонту. Вот теперь и скажи: «Нем, как рыба!» А она даже в полусне болтлива, как сорока.

– Что если попробовать искать сельдь по ее голосу? – спрашивает Васильев.